Заклинатель джиннов - Страница 90

Рожу Бориса перекосило.

— Веселишься, клепала программный? Ну-ну… Скоро и я повеселюсь! — Он перечислил список грядущих развлечений, харкнул на пол и ушел. Белладонна, сощурившись, проводила его злобным взглядом, а я чуть-чуть подергал раковину. Черт, прочно сидит! Но если поднатужиться…

Не сейчас. С кухни опять донеслись звон и бульканье, и каждый сделанный глоток работал на меня. Пусть расслабляются… Как говорит Симагин, неожиданность — залог успеха… Золотое правило военной стратегии! Прошло минут двадцать, на кухне успокоились и, кажется, сели расписывать пульку. Я осторожно приподнялся. Путь к томагавкам свободен… Дернуть раковину и бросить к кухонной двери… Первый, кто ринется в коридор, наверняка споткнется… Ну а потом — за томагавки, и побольше шума! Так, чтобы Катерину проняло, верхних и нижних соседей, до дяди Коли с седьмого этажа! Глядишь, отзовутся! Только бы Олюшка не вылезла… С этой мыслью я упер плечо в раковину и напрягся, морщась от боли в животе. Внезапно прозвенел звонок.

— Шеф, что ли? — донеслось из кухни.

— Рановато для Альбертика, — молвил Николай.

— А может, он. Сходи, Серый, проверь. Если чего, хозяин занят, пьет с гостями.

— Вдруг настойчивый кент попадется?

— Дай по башке и тащи в прихожую. Запакуем и задвинем в угол.

Звонок прожурчал снова, потом раздались шаги, скрипнула дверь и тут же послышался сдавленный вопль. Вроде бы вопил шофер — значит, кент и в самом деле попался настойчивый, но не из тех, кого легко задвинуть в угол. Симагин!.. — с торжеством подумал я, дернул раковину, выдрал ее вместе с сифоном из сливной трубы и бросился в коридор. В прихожей метались тени, стонал шофер, по-черному ругался Николай, а Борян лез из кухни — надо полагать, на помощь. Но налетел на сифон. Могу поклясться: раковина, особенно с трубой, оружие смертельней томагавка или, к примеру, меча. Меньше маневренность, но в узком пространстве не пофехтуешь; тут важен напор и удар, желательно тяжелый и внезапный. В челюсть, в печень, но лучше сифоном в живот — тогда противник, потеряв дыхание, согнется, и можно стукнуть его раковиной по затылку.

Так я и сделал, отправив Бориса в глубокий нокаут. Затем, придержав свое оружие коленом, содрал нашлепку с лица и, испуская боевые кличи, ринулся на Николая. Спина у него была широкой, и я не видел Симагина, даже не слышал, но в том ли суть! Снова, как в детстве, мы бились плечом к плечу, только противник был другой — не хулиганы из седьмого «бэ», а то, что из этих мерзавцев выросло. Ну не из них, так из других таких же…

Николай вдруг охнул, развернулся ко мне и начал медленно валиться на колени. Голова у него запрокинулась, лицо посинело, и я заметил перечеркнувший шею шнурок, впившийся так глубоко, что кожа отвисла складками. Кто-то затягивал удавку, а Николай, раскрывши рот, жутко хрипел и молотил по воздуху руками, но эти движения были все беспорядочней и реже, судорожней и слабее, напоминая конвульсии агонии. Вид умирающего человека так поразил меня, что раковина сама собой скользнула на пол, а ярость сменилась ужасом.

— Не убивай его, Алик! — выкрикнул я. — Не надо!

— Почему? — раздался спокойный голос.

Николай упал, и в полутемной прихожей передо мной явилось лицо Ахмета.

— В-вы? — Вздрогнув от неожиданности, я отступил назад. — Кх-как?… Кх-каким образом?

— Мне позвонила госпожа. — Ахмет наклонился и снял шнурок с шеи Николая, потом пихнул его ногой. — Жив, пес! Но ненадолго.

— Г-госпожа? — Брови мои полезли вверх, но тут же я сообразил, кем прислан он на выручку. Конечно, не Захрой, не дорогой моей принцессой… А жаль!

— Госпожа на ученый собраний и должна вернуться поздно, — терпеливо пояснил Ахмет. — Я поехал, чтобы встретить ее. Она звонить… — Его ладонь легла на мобильник, подвешенный к поясу. — Сказала, что на тебя опасность, сказала, надо помочь, сказала, где твой дом. Откуда знает? Клянусь Аллахом! Что не известно этой девушке, о том не ведал мудрый Сулейман!

Мое заикание прошло.

— Я объясню. Но сначала решим, что делать с этими…

Ахмет огляделся. Николай дышал, весь отдаваясь этому процессу, Борян, приподнявшись, щупап затылок, шофер сидел в углу, держась за челюсть; на Ахмета он взирал с явным ужасом.

— Сделаю, что скажешь, господин мой Сирадж. Лучше задушить… А ночью я их увезу и закопаю в снег. Где-то… Найду где и все делать сам. Ты не коснешься их своими благородными руками.

— Хрр… — прочистил горло Борян. — Шутишь, друг?

Ахмет шагнул к нему и коротко, страшно ударил в зубы.

— Свинья твой друг, бахлул! И место твой в помойной яме! Прикажут, будешь там!

— Не прикажу. Не хочу их смерти. — Я покачал головой. — Пусть убираются! Ну их… — чуть не сказал «к Аллаху», но вовремя поправился: — К дьяволу! Выметайтесь, да поживей!

Борян вытер ладонью окровавленный рот, поднял Николая, подставил ему плечо.

— Чапай вперед, Серый… Тачку подгони!

— Ключ от наручников, — сказал я.

Он бросил мне ключик на цепочке, потом, покосившись на Ахмета, пробормотал:

— Выходит, не в одной ментовке у тебя кореша… ты, выходит, и с черными дружишь… Мог бы предупредить!

— Вот ты и предупредишь. Альбертика.

— Альбертик еще о себе напомнит!

Дверь закрылась, и мы с Ахметом отправились на кухню. На столе лежали карты; я смел их в помойное ведро, бросил туда же наручники и заварил кофе. Белладонна, с победно задранным хвостом, обошла вокруг стула, на который уселся гость, подумала и прыгнула ему на колени.

— Что от тебя хотели эти псы? — спросил Ахмет, погла живая кошачью спинку.