Заклинатель джиннов - Страница 97


К оглавлению

97

А фантикам так нравилось летать! Парить в среде абстракций, в пространствах чистой мысли, строить модели, искать корреляции, делать выводы и разрешать загадки… Нравилось, очень нравилось! Тем более что за это платили.

Не нравилось иное — убийство их друзей…

Я поднялся и начал кружить по комнате: шесть шагов от стола до окна, шесть — от окна до тахты, и еще четыре — обратно к тришкиному насесту. Мое отражение металось в зеркале, плавало в темном оконном стекле, а потревоженный воздух шевелил перышки индейского убора. Слова Джинна падали в гулкую мертвую тишину, будто речи покойника в склепе.

— Нy и какой вердикт? — Резко остановившись, я повернулся к экрану. — Эти профессионалы, фантики из разных стран… Что с ними делать? Что делать с хрумками, Калиденками, Саидом Кахрой, Ригвазом Маримом и остальными? Что ты предлагаешь?

— Жесткий контроль за ситуацией. Я могу блокировать работы в данной области, что не составит труда: уничтожение программ и численных массивов, внедрение вирусов, аварии, фальсификация результатов. Последний способ предпочтительней, так как дает иллюзию решения проблемы… — Джинн на секунду запнулся, но тут же продолжил: — В твоем… в нашем случае это не подходит. Те, кого ты зовешь хрумками, и их покровитель уверены, что ты добился успеха. Они не отстанут. Они покушались на тебя, они убили твоего защитника и уничтожат или купят всех, к кому бы ты ни обратился. Мой совет: прервать их физическое существование.

— Чье конкретно? — спросил я, содрогнувшись. Шесть имен проплыли по экрану: хрумки, Калиденки…

— Ты щадишь заказчиков? Тех, из-за рубежа… Почему?

— Уничтожить их легко, но в этом нет необходимости. Я выяснил, что их не информировали о твоей работе и предполагаемых успехах; значит, с изъятием посредников российская цепочка оборвется. Они получат из другого источника фальсифицированный результат, используют его, провалят операцию и потеряют доверие партнеров. Мой прогноз: их накажут. Накажут сурово без моего вмешательства.

Его логические выкладки были безупречными. Я сглотнул слюну, бросил взгляд на имена потенциальных жмуриков и нерешительно пробормотал:

— Есть альтернатива уничтожению — передать их в руки закона…

— Плохой вариант, Теплая Капля. Ты не имеешь доказательств. — Кошку на экране сменила пантера. — Я могу проследить каждый их шаг и сделать видеозаписи, но как ты объяснишь их происхождение? И если как-то объяснишь, будет считаться, что эти данные получены незаконным путем.

— Не надо ничего объяснять. Отправим в прокуратуру, в ФСБ, журналистам… Анонимно. Дело и закрутится.

— Пока оно будет крутиться, ты беззащитен. Реакция ваших законов на правонарушение слишком неэффективна и длительна.

И снова он был прав. С компьютерной логикой не поспоришь…

Он защищал меня и защищал себя, тайну собственной личности, но в этом был иной, гораздо более глубокий смысл: спасти человечество от шока. От разрушительного знания о том, что в мир людей явилось божество, почти всемогущее и всеведающее, способное карать и миловать, судить и награждать…

— Как ты решишь? — послышался вопрос.

У этого бога был апостол с правом решающего голоса — некто Теплая Капля Сергей Невлюдов.

— Мне надо подумать. И посоветоваться.

— Посоветоваться? С кем?

— Со своей совестью.

Глава 15
НЕЧЕСТИВЫЕ

Я буду милостив к народу Моему, но нечестивые погибнут.

Книга Мормона, Вторая Книга Нефия.

Утром, выйдя из дома, я наткнулся на плотника, чинившего филенку.

— Ну блин, подъезд, блин! Ну блин, гады, ну сволочи! Видно, блин, педики — дверь задом вышибают, чтоб, блин, через дырку давать! Таких, блин, козлов…

На лестнице, застегивая шубку, появилась Олюшка, плотник застеснялся и прервал свои недозволенные речи.

— Дядя Сережа, а, дядя Сережа! Ты меня до садика доведешь?

— Со всем удовольствием, барышня.

Я сжал ладошку в шерстяной варежке. Несколько шагов мы прошли в молчании, потом Олюшка сказала:

— Завтра восьмое марта. Мамочка говорит, что женщинам в этот день подарки дарят. Я — женщина?

— Конечно.

— И ты мне сделаешь подарок?

— Любой, какой смогу.

— Смо-ожешь, смо-ожешь! — протянула она. — Ты дядю Алика позови, он мне сказку обещал. — Олюшка наморщила лоб, припоминая: — Сказку про Али Бабаева и сорок покойников, вот! Этот Али был тер… тел… терлолистом, и потому…

Я остановился, присел и заглянул в ее милое личико.

— С дядей Аликом не выйдет, моя радость, дядя Алик в командировке. Очень-очень долгой… Ты ведь знаешь, что он работает в полиции? — Она серьезно кивнула. — У них случаются командировки на много месяцев, даже на годы… Но ты все равно приходи. Выпьем чаю с пирожными, и я расскажу тебе эту сказку. Или другую.

— Ладно. А что ты сегодня делаешь, дядя Сережа? Я по Беляночке так соскучилась!

— Сегодня, милая, я занят. Сейчас на кладбище иду, своих проведать, а вечером… Вечером тоже дела.

— Все у вас дела, у взрослых… — Олюшка вздохнула. — А самое важное дело знаешь какое?

— Да?

— Мы, дети! Я по телеку слышала!

Она вприпрыжку поскакала в садик, будто меховой клубок покатился, а я зашагал к метро, доехал до станции «Московская» и сел в автобус до Южного кладбища.

Здесь мои и лежали. В тесноте, да не в обиде… На кого обижаться? Люди вокруг свои, их сверстники и те, кто помоложе и постарше, а что на кладбище бурелом, что в теплое время грязь и лужи, в холодное — снега до маковки, так к этим передрягам мы привычны. Советский, блин, народ!

97