Заклинатель джиннов - Страница 93

Бянус поднял рюмку. Мы выпили, не чокаясь и не закусывая.

Потом я произнес:

— Спрашиваешь, зачем он поперся в Павловск? Он, Сашка, меня выручал. Влип я в одну историю… с тем самым Джеком влип, что узелки твои читает… которого сняли с твоего пентюха…

Его глаза распахнулись.

— Ворюгу нашел? А ворюга — не по зубам? Слишком крутоват?

— Не в ворюге дело. Совсем другой сюжет. — Помолчав, я добавил: — Ты, Саш, извини, но посвящать тебя в эту историю я не буду. Друг у меня один остался.

Взгляды наши скрестились, и Бянус издал какой-то странный звук, то ли всхлипнул, то ли откашлялся. Мы понимали, что больше нам не сидеть втроем, не слушать басистый аликов голос и не внимать перезвону гитарных струн. Никогда, никогда… Это было горько, невыносимо горько! Кто там?… Чингачгук Зеленый Змей без Кецалькоатля, Иудушка Троцкий без Железного Феликса, Рем Квадрига без Клопа-Говоруна…

Сашка кивнул.

— Меня ты можешь не посвящать. А как насчет компетентных органов?

— Ничего там не светит. Я изложу свою версию, подозреваемые — свою, а их рассказ куда правдоподобнее! Наняли, мол, программиста для бухгалтерии, а программист, веник трахнутый, навыдумывал всякого и дружка-майора подослал… Ну свершилась майорская проверка и ничего не дала… хотите, опять проверяйте… Отчетность в порядке, а что майора ухлопали, так мы ни сном, ни духом! — Я поднял бутыль и налил себе и Сашке поровну, на два пальца. — Ну накатаю я ворох телег… В ФСБ напишу, в милицию, полицию и лично президенту… Кто мне поверит?

— Алик же поверил!

— Алик был другом.

Мы снова выпили, не чокаясь, и Бянус, злобно сверкнув глазами, сказал:

— Этого так оставлять нельзя! С одной стороны, нет у народа излишков бумаги, чтоб заводить переписку с органами, а с другой — народ не простит! Народ рассейский привержен справедливости! Око за око, зуб за зуб! Мы должны… — Я должен. И хватит об этом. Actions speak louder than words.

Бянус пустился в споры-уговоры. Упрямством он не уступит верблюду, которого гонят в Багдад, а он желает повернуть к ближайшим зарослям колючки. Но козыри — то есть подробности и детали — сошлись в моей руке, а я не желал втягивать Сашку в эту историю. Да и чем он мог помочь? Соблазнить Инессу и выбить признание, кто эту курочку топчет?

По мере того как опускалось спиртное в бутылке, сашкин напор слабел, а тема нашей беседы делалась разнообразней и шире. Слово за словом мы перешли к прогрессу в расшифровке узелков, к племяннице Сурабова, которая готовилась на исторический, ко всяким кафедральным сплетням и, наконец, к Захре. Редкая девушка, но странная, заметил Бянус. На первый взгляд, как все фемины, что местные, что из Парижа: юбки-блузки-туалеты, глазками туда-сюда, ножкой так и этак, вроде для соблазна… Но!.. — Он с многозначительным видом поднял палец. Внешнее — маска, паранджа, суть во внутреннем. Внешнее — из Европ, внутреннее — из Аравии, но сочетаются две ипостаси на удивление гармонично. И еще: чего-то она ищет или кого-то, стержень ли в жизни, мудреца-наставника, а может, принца девичьей мечты. Ты с ним случайно не знаком?

Уже на пороге, облачившись в шапку пальто, Бянус вдруг ухватил меня за ворот, дернул к себе и зашептал:

— Ты, Серый, не дрейфь, заглядывай на кафедру да куй железо… Восток — дело тонкое, но страстное… Жила в Бахрейне принцесса Мариам, да вот запала на морского пехотинца и смылась с ним в Америку! Тому уж сколько годков… живут, по слухам, в счастливом браке…

Я вздохнул.

— Так то — морской пехотинец! Форма, боевые шрамы, бездна обаяния…

— А ты попробуй! Ты думай про Алика! Он нас любил, и он хотел, чтоб мы были счастливы! На всю катушку, по полной программе! Сечешь?

Дверь за ним закрылась, обдав меня волной холодного воздуха. Попробуй! Может, я бы попробовал без отлагательств, но разум мой и чувства заняты были иным. Око за око, зуб за зуб… Жизнь за жизнь! Я побродил по комнатам, включил телевизор, послушал новости — о потягушках в Думе, успехах на восточном фронте (взят полустанок с тремя цистернами мазута), захваченных авиалайнерах, взорванных поездах, подбитом американском фрегате и акции возмездия: снесли очередную талибскую твердыню бомбардировкой с воздуха, но есть вероятность, что противник жив-здоров и прячется в пещерах. Новости кончились, пошла реклама пива: знакового, правильного, продвинутого, живительного и сексуально бодрящего… Я плюнул и отправился к Тришке. Сел, нацепил браслеты, надвинул шлем. Перекинулся в черного пуделя, повилял хвостом, приветствуя белую кошку. Потом сказал:

— Был друг, остался прах. Прах и воспоминания…

— Знаю. Я наблюдал. Пространство вокруг нас потемнело, заклубились тучи, и, пронзая их, воздвиглась мрачная пирамидальная скала, то ли надгробный обелиск, то ли усыпальница. Тоскливая нота повисла в пустоте — негромкий вибрирующий звук, который длился и длился, будто рвались одна за другой гитарные струны.

— Я опечален, — сказал Джинн. — И я обеспокоен.

— Чем?

— Тебе грозит опасность. Защитники — теплые сгустки неэффективны. Я буду сам твоим защитником. — Он сделал паузу и спросил: — Могу ли я тебя утешить?

— Вряд ли, дружище.

— Я многое могу!

— Однако не все. Можешь ли ты вернуть моих родителей? Вернуть Симагина? Одарить любовью женщины — той, которая снится мне по ночам?

Он безмолвствовал. Затем белую кошку сменила пантера, и я услышал:

— Ты прав и не прав. В твоей среде обитания я не могу вернуть их, и я не властен над чувствами теплых сгустков. Но здесь… Здесь я создам любые образы, какие ты захочешь. Твои отец и мать, твой друг и твоя женщина — все они придут к тебе, вернутся и будут говорить с тобой, неотличимые от живых. Я стану ими. Это совсем несложно.