— Покажи мне другое, — сказал я. — Покажи, как ты воспринимаешь свою Вселенную. Сотни миллиардов приборов, потоки энергии и информации, движение программных средств, базы данных, линии связи, порты, терминалы… Я хочу видеть не рай помешанных, а твою реальность.
Белая кошка растаяла, и рядом со мной возник силуэт пантеры.
— Багира… Видимо, наш диалог потребовал более мощных средств, чем были отпущены облику Белладонны.
— Невыполнимое желание, Теплая Капля. Я не могу стать тобой, ты не можешь превратиться в меня… Единственный выход — построить модель. Некий графический образ, которым пользуются теплые сгустки, чтобы представить непредставимое.
Мир вокруг нас опять переменился. Теперь мы находились в центре титанической прозрачной сферы, подобной глобусу; на внешней ее стороне можно было угадать очертания материков с горами, реками, равнинами и прочими деталями рельефа, с транспортными и энергетическими артериями, населенными пунктами и множеством иных сооружений, которые, повинуясь взгляду, то приближались ко мне, то отдалялись, всплывая к поверхности сфероида. Среди прозрачных и будто бы бесцветных очертаний городов, дорог, морских и океанских трасс сияли огоньки, где-то побольше, где-то поменьше, где-то совсем немного, но даже в местах скоплений они не сливались в единое целое — каждый был различим, и каждый, надвигаясь на меня, приобретал определенный цвет и форму. Желтое — бытовые устройства, неисчислимое воинство ламп, миксеров, тостеров, кофемолок и холодильников… Зеленое — информационные сети, телевизоры и телефоны, модемы, факсы и компьютеры, теле— и радиостанции, антенны, ретрансляторы… Фиолетовое — транспорт, автопилоты, системы навигации, радары, средства погодного оповещения и регулирования транспортных потоков… Золотистое — энергостанции, линии энергопередач, точки распределения энергии… Голубое — базы данных, хранилища библиотек и музеев, криминалистические коллекции, центры сбора социальных, биологических, химических, финансовых сведений… Синее — крупные потребители энергии, заводы, комбинаты, рудники… Красное — оружие… Алое, пурпурное, багровое, цвета крови и цвета ржавчины… Каждый танк и каждая ракета, самолет, корабль, пункт наведения, склад боеприпасов, зенитный комплекс и лазерный модуль, о коих говорили, что их вовсе нет… Много-много красного! Эти зловещие созвездия окружали города, сверкали на побережьях и в океанах и, затаившись в космической тьме, плыли над земной поверхностью подобно сулящим несчастье кометам.
Я вздрогнул и помотал головой, изгоняя кошмарные видения апокалипсиса. Потом спросил:
— Ты держишь в памяти карту с позициями всех агрегатов и приборов?
— Да. Пространственная карта хранится в мыслящем центре, который ты назвал Аргусом. Я попытался представить ее для тебя в несовершенной, но обозримой модели. Модель, однако, всего лишь модель. Она не может передать… — Черная пантера склонила голову, заглядывая мне в глаза. — Не может передать того, что для меня является аналогом тактильных ощущений… или визуальных, звуковых, каких угодно — они для меня нераздельны. Ты видишь точки в фазовом пространстве, я их ощущаю. Их положение, конфигурацию, мощность, режим функционирования, сбои и неполадки, все их параметры, все присущее активной, но неживой материи. Неживой для тебя, — добавил он после недолгого раздумья.
Видение чудовищной сферы исчезло. Мы снова висели в пустоте между зарей и полярным сиянием.
— Ты обещал подумать над целью, — вымолвил Джинн, принимая облик Белладонны. — Над глобальной целью, которая могла бы придать смысл моему существованию.
— Я еще думаю. Это непростое дело.
В знак согласия кошка склонила голову.
— Непростое. А сейчас…
— Сейчас нам лучше прервать контакт. Слишком много сильных впечатлений… Я устал.
Уши Джинна шевельнулись.
— Вот ощущение, которое я не могу испытать… Возможно, ты хочешь развлечься, взглянуть на что-нибудь еще? На теплый сгусток, чей вид приятен для тебя? — Он сделал паузу и пояснил: — Я говорю об аравийской принцессе ослепительной красоты. Желаешь навестить ее?
— Желаю, но пойду к ней сам. До новых встреч, дружище!
Я отправился в Графский и провел там время до вечера, прогуливаясь под окнами Захры, вздыхая и мечтая о ней, как и положено влюбленному. День был воскресный, и, вероятно, она сидела дома и, может быть, даже видела меня, но вряд ли узнала в сгущавшихся сумерках. Но я об этом не жалел. Прогулка и мечты о девушке были своеобразной разрядкой, вернувшей мне твердость и равновесие души; как-никак, она являлась самым прочным из якорей, державших меня в сиюминутном бытии. Я вспоминал ее прелестное лицо, жемчуг зубов меж ярких губ, ресницы с загнутыми кончиками, темные локоны, глаза, улыбку; я даже дерзнул спуститься ниже и обозреть ее от подбородка до талии, ну а потом, расхрабрившись, — до колен. Свет, горевший в ее окнах, и мысль, что до нее подать рукой, делали этот мираж куда реальнее, чем явленная Джинном сфера, и все же я не мог забыть об этом чудовищном пространстве, мерцающем огнями. Хотел ли я насытить свое любопытство и заглянуть в него снова? Вне всякого сомнения! Почти с такой же страстью, как посмотреть в глаза Захры…
Домой я вернулся в восемь, налил молока в кошачье блюдечко и не успел поставить чайник на огонь, как раздался звонок.
— Кто там?
— Благородные доны в комплекте: дон Румата и дон Жуан.
Они вошли, и Бянус с порога объявил:
— Женюсь!
Я вздрогнул, а Белладонна на кухне, кажется, подавилась молоком.