Заклинатель джиннов - Страница 22

Доберман, однако, молчал, и это свидетельствовало, что мой друг держит слово. Могло ли быть иначе? Кому же верить, если не друзьям?… Тем более что их всего-то двое.

Читать новости мне не хотелось, но почту я все же проглядел. Ничего интересного: пара статен, новый голливудский боевик класса «мочиловка» и реклама — призыв носить прокладки «Олвейс» с крылышками и рвать пуп на тренажере «Сильвестр Сталлоне».

Прочитав последнее сообщение, я невольно ухмыльнулся. Довелось мне как-то побывать в гостях у Симагина — не дома, куда я захаживал тысячу раз, а в его служебном кабинете на Литейном, в Управлении налоговой полиции. Кабинетик у него маленький и полон бумаг фискальной ориентации; они громоздятся на стеллажах, на стульях и продавленном диване и даже на полу. Стол тоже забит бумагами, но верхний ящик почти пустой. В нем Алик держит свои главные сокровища: стакан и табельное оружие, пистолет-пулемет «Кипарис» с лазерным целеуказателем и откидным прикладом. Стакан и пистолет — в таком вот именно порядке.

А на стене у него висит изображение могучего мужчины с наклеенной усатой физиономией, в фуражке генералиссимуса, и под ним надпись — Иосиф Виссарионович Сталлоне. Символ нынешнего свободомыслия, что ни говори! Как и лозунг над дверью: «Говори кратко, проси мало, уходи быстро».

Белладонна повозилась на моем плече, устраиваясь поудобнее и как бы намекая: не пишут тебе, хозяин, но ты не горюй — я ведь с тобою! Но я и не ждал писем. Мои корреспонденты шлют послания в начале января, поздравляя с Новым Годом, желая счастья и всего, чего положено; а Новый Год мы встретили недавно, и с тех пор не случилось никаких значительных событий. Само собой, не считая обстрела Луны из лазера и моих сегодняшних переговоров с Вил Абрамычем.

Чтобы приободриться, я просмотрел последние письма, пришедшие две-три недели назад. Краткие поздравления от Гиты, Нэнси, Джима, Криса и Делайлы, от коллег из Кембриджа и Саламанки, от Томаса Диша — он сообщал, что подумывает об отставке, но я ему не верил. Старый Томас Диш был одной породы с Вил Абрамычем и моим отцом; такие на пенсию не выходят и умирают исключительно на рабочем месте. Дэвид Драболд, мой шеф из Саламанки, у которого я делал диссертацию по физике, писал, что теперь он «top professor», и это было отрадно — по моим подсчетам, ему еще не исполнилось сорока. А вот моей подружке Гите-Бригитте было уже за тридцать; жила она в своем Марбурге, в счастливом супружестве, и сообщала о том, что в октябре разродилась двойней. Значит, всего у них трое, прикинул я, чувствуя острую зависть — ведь эти детишки могли быть моими! Ну будем надеяться… Надеяться! Как говорят, everything comes to him who waits — все приходит к тому, кто умеет ждать. Я поднялся, и Белладонна, мягко соскочив с моего плеча, устроилась под теплым боком Тришки. А мне пришлось залезть под стол, чтобы добраться до коробок с долларами и выволочь их на божий свет. Весили они немного, но в целом тянули лет на пятнадцать с конфискацией имущества и поражением в правах. Имелся, правда, шанс, что мои хрумки-реставраторы добыли их законным способом — например, одолжив под честное слово в каком-нибудь музее криминалистики. Тогда я ничем не рисковал — тем более что цель моих валютных экзерсисов была вполне легальной и в каком-то смысле даже благородной.

Но все-таки я повернулся к Белладонне, многозначительно поднял палец и произнес «тсс!» Затем начал освобождать коробки и раскладывать пачки долларов на своем ложе. Больше девать их было некуда; кроме тришкиного стола, кресла и дивана, в моей комнате все забито книгами. Я разобрал две коробки и принялся за третью, когда в прихожей послышалась трель звонка. Черт побери! Это было так внезапно, что ноги мои едва не подкосились; пришлось опереться о спинку кресла и сделать пару глубоких вдохов, нейтрализуя адреналин. Уставившись на покрывало с разложенной валютой, я лихорадочно соображал, кто же затаился там, за дверью: Бянус с «Политехнической», нахальный плотник-грубиян или отряд спецназа в черных масках, явившийся, чтоб взять преступника с поличным. Отчего-то я зациклился на этих масках и спецназе, будто пара ментов не сумела бы меня скрутить; я чувствовал себя рецидивистом у распатроненных банковских сейфов, киллером у трупа. Эмоциям ведь не прикажешь — тем более что на моем диване отдыхали сейчас миллионы фальшивых долларов.

Звонок брякнул снова, пробудив от столбняка, и тут Белладонна спрыгнула на пол, мяукнула и неторопливо направилась в прихожую. Я сообразил, что за дверью кто-то знакомый, и, шумно выдохнув, двинулся вслед за серым хвостом моей кошки. По дороге мне рисовались приятные картины: Бянус, который будет выставлен за порог, и плотник, которого я вышибу туда же с торжествующим воплем «бля!»

Но это оказались Катерина с Олюшкой.

Олюшка была в комбинезончике и с большой сумкой; бросив ее в угол, она тут же присела и начала гладить Белладонну, воркуя, как майский голубок. Катерина выглядела потрясающе: в песцовой серой шубке, в лисьей шапочке и в высоких сапогах, тоже отделанных чем-то мохнатым. Прямо не женщина, а меховой аукцион! Попалась бы она в таком виде «зеленым», содрали б с нее меха вместе с собственной шкуркой…

Правда, Катерина — особа крепкая, верткая и закаленная в бухгалтерских баталиях, так что я думаю, гринписовцам она бы не далась. В крайнем случае, уложила бы пару-другую защитников природы и нарезала винта. Внешность ее обманчива: карие нежные глазки, румянец во всю щеку, подбородок с ямочкой, а за всем этим антуражем — стальная бульдожья хватка. Она бы меня в момент захомутала, если б не жалкие мои финансы. Только они и спасли!