Заклинатель джиннов - Страница 14

— Это верно, — согласился Алик. — Инструкции для того и пишутся, доцент, чтоб в них глядели. — Он погасил сигарету, подцепил на вилку кусок датской ветчины и обнюхал его с видом заправского гурмана. — Ну а что еще у нас новенького? Кроме нашего старшого, цыпочки Верочки и зверской программки?

Пришел мой черед делиться новостями. Я мог бы поведать кое-что занимательное — скажем, о миллионах фальшивых долларов, что лежали у Тришки под столом, — но не всякую тему можно обсуждать с историками и полицейскими. Особенно с полицейскими; Алик бы меня, разумеется, не продал, но сильно бы взволновался.

И потому, приняв самый сокрушенный вид, я сказал:

— Семинар мне сегодня пришлось пропустить. Важное заседание. Предзащиту.

Симагин приподнял брови.

— Свою, что ли? Докторской?

— Чужую. Есть у нас в НИИКе ценный кадр… Моделирует иерархические связи в сообществах волков, гиен и кроликов. С целью охраны окружающей среды.

— Полезное начинание и с биологическим уклоном, — подал реплику Бянус. — У нас вот один тоже защищался — то ли по истории, то ли по герпетологии, сразу не въедешь.

— Это как же так? — заинтересовался Алик, разливая по третьей.

— А вот так! Выяснял он породу змей на голове у Горгоны Медузы. В плане географических познаний древних. Если б, к примеру, удалось доказать, что змеи те были анакондами, то значит, греки плавали в Южную Америку…

— …а если кобрами — то в Индию, — добавил я.

— Вот-вот, мысль ты верно уловил, — оживился Бянус, приподнимая емкость. — Так выпьем же за человеческое хитроумие, за мощь научного познания, что наводит мосты от кибернетики к шакалам, от шакалов — к анакондам и дальше — к истории, царице всех наук!

Он опрокинул рюмку, а я чуть-чуть пригубил и заметил:

— О шакалах речи не было. По-моему, упоминались волки, гиены и кролики.

— Я выпью за кроликов, — откликнулся Алик. — Кролик, тушенный в сметане, очень даже ничего, без всяких диссертаций… Я бы над ним клювом щелкать не стал.

Раскрасневшийся Бянус поднялся и полез к форточке, приговаривая: «Накурили, душно, аж жуть… а здоровье народа надо беречь, оно принадлежит народу… народу нужен простор… народ любит выпивать и закусывать на свежем воздухе…» То был верный признак, что пора переходить к песням; и, взглянув на Алика, я отправился за гитарой, размышляя по дороге о разных разностях.

Например, о том, почему оба мои друга не женаты. Симагин по этому поводу рассказывал всякие байки из голливудских фильмов: мол, жил себе полицейский, и было у него две жены и по отпрыску от каждой, и с обеими он развелся из профессиональных соображений, хоть любил их до безумия. И вот гангстеры-плохиши похищают то одну жену, то другого дитятю, а наш полицейский вертится, как ерш на сковородке: надо ему свой гарем спасти и деловых прищучить, и от всех этих забот у него уже вальты гуляют. Отсюда резюме: коль повенчался с законом, больше в загс ни ногой. Как говорится, если у вас нету тети, вам ее не потерять.

Но это все сказки, шутки, прибаутки. Истинные причины другие: Алик трудится до седьмого пота в своем налоговом ведомстве и не бывает в тех местах, где пасутся невесты, а Сашка, при всей своей любвеобильности, рад бы в рай, да грехи не пускают. Главный же грех — скудный доцентский приварок, с коего семью не пропитаешь и тем более не оденешь, не обуешь. Как говорил отец, у нас в России доценты с кандидатами пребывают в вечной погоне за водителями автобусов — в смысле зарплаты. Но теперь водители окончательно победили. Быть может потому, что автобусы ездят быстро и пешком их никак не догонишь?…

Я принес гитару, и Алик, коснувшись струн, вдруг подмигнул мне, словно спрашивая: ну о чем спеть, бой-фраер, задушевный старый друг? О парусах ли бригантины, что тают в дымке южных морей под золотым солнышком?… Об атлантах, что держат тяжесть мира на своих плечах?… О дилижансе, что мчится сквозь ночь и ветер, грохоча колесами по булыжной мостовой?… Или о красавице-принцессе, о которой мечтает каждый из нас, да так и не встретит ее никогда, разве лишь в жизни вечной… Но это были старые песни, а мне хотелось новых.

Сильные пальцы Алика шевельнулись, зазвенела гитара, и родилась мелодия. Потом — слова…

Не упрекай меня, друг мой,
Что наши встречи позабыла,
Что только рук своих кольцо
Тебе на память подарила.
Мы обручились тем кольцом,
Судьбу свою благословляя,
Но сердце, что любви полно,
Я в скит далекий отправляю.
Я знаю, что в вечерний час
Ты обо мне взгрустнешь немножко,
И ляжет на твое плечо
Другая нежная ладошка…

— Хорошо! Созвучно вечным темам, — сказал Бянус, когда растаял последний аккорд, и налил всем по четвертой. — Женщина, видно, написала… Давайте-ка вздрогнем, парни…За автора!

Мы поддержали тост; Сашка с Аликом выпили, а я, по слабости здоровья, пригубил. Затем Бянус поинтересовался:

— Чья песня-то, майор?

— Музыка народная, а слова… — Симагин замялся. — Слова, и правда, одной женщины.

— Познакомишь? — деловито спросил Сашка.

— Ты не в ее вкусе, доцент… да и возраст у тебя не тот, чтобзнакомиться с такими женщинами. Сосунок ты против нее.

— Сосунок так сосунок, — согласился Бянус. — Младые лета мой имидж не портят.

Завершились наши посиделки в двенадцатом часу, и я, умывшись холодной водой, ощутил прилив бодрости, коим всегда сопровождается общение с друзьями. Кухня напоминала склад боеприпасов после налета вражеской авиации, но я быстренько все прибрал, свалив посуду в мойку, а пустые бутылки и банки — в мусорное ведро. Затем слегка поколебался, но решил Тришку не беспокоить: включил телевизор и сел на диван с Белладонной на коленях, чтобы приобщиться к последним событиям по старинке.